— Классная идея для начинающих детективов из провинции, — прокомментировал Марш.
Налив себе стакан воды, Джек спросил:
— А машину забрали из аэропорта?
— Она уже у экспертов, — ответила Фернандес. — Если там осталась хоть одна волосинка, частичка кожи или любое другое трасологическое доказательство, их обязательно обнаружат.
— Есть только одна проблема… — сказал Хью.
— Нет подозреваемого, чтобы сопоставить результат, — закончил за него Джек.
Бруклин, Марин-Парк
15.00
Небольшой белый домик с крытой соломой крышей на берегу реки с водной мельницей. Дети гоняются друг за другом по саду. Дорожка, выложенная старым камнем, заросла травой. Кругом ромашки…
Лу снова бредит. Ей кажется, она вышла замуж за Рамзана и у них двое прекрасных детей — мальчик и девочка, точные копии их самих.
Им ничего не нужно. Их жизнь идеальна! Они живут в прекрасном доме, в совершенной стране, где никогда не кончается лето и никто никого не связывает и не оставляет умирать от голода.
Лу постоянно видит галлюцинации. Но далеко не все они так прекрасны. Чаще Лу бредит о смерти, унижениях и боли. Иногда ей даже страшно закрывать глаза.
Последний час Лу думала только о Рамзане. Всего несколько дней назад он был для нее просто высоким симпатичным официантом, который привлек ее внимание. Да что там говорить! Сильно понравился. А сегодня Лу представляла его возлюбленным, мужем и отцом своих детей. Последняя мысль ранила больше всего. Лу вдруг поняла, что никогда не станет матерью. Ее матка никогда не выносит детей. И Лу никогда не увидит улыбки своих малышей.
Резко открыв глаза, Лу впилась пустым взглядом в черный потолок, на котором красной точкой пульсировала камера, направленная на нее.
Иногда Лу кажется, что Паук в доме. Наблюдает за ней, прячась за дверью, перемещает камеры, чтобы поймать лучший ракурс, и онанирует, глядя, как Лу медленно умирает. Ей выпадало общаться с извращенцами, садистами, мазохистами, скопофилами и скатофилами. Но такого психопата, как Паук, Лу еще не встречала.
«Как можно получать удовольствие, наблюдая за человеком, умирающим от голода?! Каким же извращенным должен быть мозг, чтобы возбуждаться от такого?!»
Прошло восемьдесят семь часов после того, как Паук дал Лу молочный коктейль. Больше она ничего не ела и не пила. С каждым часом голод и обезвоживание терзали Лу все сильнее. Бред, галлюцинации, высокая температура. Лу постоянно рвет, хотя в сухом, как пергамент, желудке нет ни крошки. Врачи называют это «сухой рвотой». С каждым рвотным позывом боль пронзает живот и грудь, судорогой сводит все тело. Лу почти не мочится. Но когда это происходит, Лу кажется, что обжигающая струйка кислоты разъедает остатки чувства собственного достоинства.
«Кто-нибудь найдет тебя, Лу. Может быть, его уже поймали, а теперь идут сюда. В любую секунду они могут вышибить входную дверь и спуститься в подвал.
А что потом?..
Ба-бах! Вот что!
Паук сказал, что весь дом заминирован. Он превратится в огненный шар и сожжет все живое внутри себя. Лучше сгореть за несколько секунд, чем умирать медленно! Но тогда другие тоже умрут, Лу! Ни в чем не повинные люди погибнут, спасая тебя. Ты этого хочешь?! Какой жестокой ты стала от отчаяния!»
Подобные мысли постоянно терзали Лу, не давая мозгу отдохнуть. Измученное воображение рисовало самые страшные картины, убивая надежду на спасение. А когда исчезала надежда, появлялось чувство вины.
«Ты получила по заслугам, Лу. Бог наказал тебя за грешную жизнь. Подсчитай-ка, Людмила, все свои грехи! Воровство, ложь, прелюбодеяние… Да есть ли хоть одна заповедь, которую ты не нарушила?! „Не убий“?.. Но ведь теперь ты думаешь, что с удовольствием бы прикончила придурка, который мучает тебя».
Взгляд Лу застилал туман. От боли она с трудом закрывала глаза. И хотя удавку на шее удалось немного ослабить, она сильно впивалась, когда Лу поворачивала голову.
Кожа онемела, потеряв естественную жирность и эластичность, начала сморщиваться. Когда онемение проходило, начиналось покалывание. Но не так, как в детстве, будто мелкими иголочками, а словно ее ударяли резиновой дубинкой с высоким напряжением, которой обычно подгоняют скот. Лу думала, что умрет от боли.
И иногда ей казалось, случись чудо — ее спасут прямо в эту минуту, — она все равно умрет от того, что уже пережила.
Лу чувствовала, что собственное тело, превратившись в смертельное оружие, убивает ее.
«Это возмездие, Лу, за беспутную жизнь. За то, что ты продавала свое тело незнакомцам. Бог наказывает тебя. Око за око, зуб за зуб. Нельзя было забывать об этом! Нельзя…»
Лу хотела облизнуть губы, но даже этого не могла сделать. Потрескавшийся язык завалился. В горле будто застрял комок. Трудно было дышать. Из сломанного носа снова пошла кровь. Жар только усиливал кровотечение. Слизистая носа потрескалась от сухости, как гипс. Свертываясь, кровь останавливалась в ноздрях, приходилось дышать будто через трубку. Но Лу старалась заставить себя думать о хорошем.
«Загородный домик. У реки бегают дети… и собака. Точно, рыжая собака с длинной шерстью! Дети кидают ей мяч. А она высоко подпрыгивает и лает…»
И снова тело Лу пронзило будто током по нервам. Никогда еще ей не было так больно. Она забилась в конвульсиях. Мир перевернулся. И Лу перестала дышать.
Паук сидел перед монитором, наблюдая за судорогами Лу, словно болельщик на стадионе, широко раскрыв глаза и пододвигаясь на край стула. Паук чуть не касался лбом экрана, положив подбородок на сцепленные в замок руки. Похоже, она умрет раньше, чему ему хотелось бы. Но ничего страшного — план можно слегка изменить.